У нас было два экземпляра рукописи. Один Саша заберет, сегодня же вечером переснимет на пленку и отдаст рукопись на сохранение своему близкому другу Толе Сивцову. Забегая вперед, скажу, что рукопись Толя Сивцов держал у себя до 1987 года, до выхода романа, который я ему и подарил с надписью: «Нашему ангелу-хранителю». Второй, последний экземпляр, довольно слепой, мы с Таней садимся немедленно перепечатывать под копирку, может быть, успеем сделать еще несколько экземпляров.

Саша и Ира уехали. Мы с Таней собрали всю имевшуюся в доме запрещенную литературу: Солженицын, Авторханов, Конквист, Гинзбург, еще кое-что. Все это я утром сжег во дворе, а Таня уже сидела на террасе за машинкой. Рукопись разделили пополам, каждый печатал свою половину. Вставали затемно, ложились за полночь. Успели. Появилось у нас еще четыре экземпляра. С одного Танин двоюродный брат Володя Гараев сделал фотокопию, хорошую (Сашина оказалась трудно читаемой). Ее взяли на сохранение наши друзья – Федя и Лариса Ляссы, она работала с Таней в одной редакции, он заведовал лабораторией в госпитале Бурденко, доктор наук, к тому же был из «хорошей репрессированной семьи»: мать, врача из Кремлевской больницы, в 52-м году арестовали в числе прочих «убийц в белых халатах». Пленку Ляссы держали в коробке из-под монпансье. Раз в неделю, без всяких звонков (телефон прослушивается) приезжали к нам на своем стареньком «Запорожце» проведать: «Живы-здоровы?» – «Живы-здоровы». – «Что они могут с вами сделать, Анатолий Наумович? Исключат из Союза, отнимут дачу? Переедете к нам, у нас по Казанской дороге климат лучше и финская банька есть. Откажут в поликлинике Литфонда? Я вам назову десяток врачей, которые почтут за честь вас лечить. Главное – берегите нервы».

Я смеялся, рассказал про нашего шофера – Юрия Ивановича, славного человека, всегда говорившего: «Главное – спокойство». Однажды стояли мы под светофором, сзади налетел грузовик, разбил машину, Юрий Иванович вылезает из нее, говорит: «Главное – спокойство».

Кроме Рахлиных, Иры и Саши, Ляссов и Таниных двоюродных сестры и брата Киры и Володи Гараевых, никто не знал об аресте рукописи – я не хотел, чтобы это распространилось по Москве. Молчал.

И там молчали. Симптоматично – не знают, как поступить. Устроить новый литературный скандал? Опять крик, шум… Думают… Во всяком случае, съемки «Неизвестного солдата» не запретили, фильм должен быть готов к 40-летию Победы. Ездим на телевидение, смотрим актерские пробы.