К вечеру люки на «Керчи» были задраены. Шла погрузка автомашин. Поднятые кранами, они повисали в воздухе и плыли через участок, растопырив во все стороны колеса. Еще не совсем стемнело, но на теплоходе и на берегу зажгли огни. Все сразу окрасилось в мягкий, предвечерний свет, особенно ощутимый на реке с ее туманом и дальними звуками.

Причал наполнился людьми, пришедшими к отвалу теплохода.

Установили и укрепили последний автомобиль. Матросы убирали палубу. Радист включил радиолу, и звуки маршей поплыли над рекой.

Сутырин проходил то на теплоход, то в контору, торопясь закончить оформление документов. Мешая ему и следя за каждым его движением, у самого трапа стояла Дуся в низко опущенной на лоб, почти до самых глаз, черной косынке. Тут же, улыбаясь и ни во что не вмешиваясь, стояла Соня. На причале царило характерное для отвала оживление.

Наступил вечер. Яркие огни на противоположном берегу отражались и дрожали в воде.

Команда уже была на палубе. Капитан Воронин пожал руку Елисееву, Микулину, кивнул Кате и поднялся в рубку.

Раздались слова команды: «Убрать носовую, убрать кормовую!» Протяжный гудок повис в воздухе. Машина на мгновение смолкла, потом заработала снова. Теплоход тихо, боком отваливал от стенки порта, потом, набирая скорость, пошел вперед, к середине реки. Здесь он развернулся и, снова подав длинный прощальный гудок, пошел вниз. Оп уже чернел неясной, чуть отраженной в воде массой; только зеленый огонек на флагштоке был виден отчетливо. Но вот погас и он. Огни теплохода слились с огнями города. «Керчь» скрылась из глаз.

Катя прошла в конторку, нащупала выключатель и зажгла свет, потом сняла трубку и набрала номер. К телефону подошла Ирина.

– Здравствуйте, Ирина, – сказала Катя. – Это говорит Екатерина Ивановна.

– Ах, Екатерина Ивановна… Здравствуйте! Как вы живете?

– Спасибо, Ириночка, ничего. А как вы?

– Мы тоже ничего, – торопливо сказала Ирина. – Екатерина Ивановна, а почему вы не заходите?

– Работы много.

– Жалко… А знаете, папы нету, он в Москве.

– Да?

– Поехал за назначением. Его на Обь посылают, в Новосибирск.

– Давно он уехал?

– Только сегодня. Ну, буквально несколько часов назад.

– Вы не знаете, из Москвы он вернется или поедет прямо на место?

– Вот этого я не знаю, – сказала Ирина. – Я думаю, заедет сюда. А может быть, полетит в Новосибирск. Но он обязательно будет звонить из Москвы. Что ему передать?

– Да так, ничего особенного.

– Я передам, что вы звонили. Хорошо?

– Передайте.

– Хорошо, я передам, – торопливо говорила Ирина, как бы боясь, что Катя сейчас положит трубку и ей не удастся довести разговор до конца. – Я папе скажу. Я ему скажу, чтобы он прямо из Москвы позвонил вам. Хорошо?

– Скажите, что я жду его звонка.

Больше им нечего было сказать, но ни та, ни другая не положили трубки.

– Знаете, Екатерина Ивановна, – проговорила, наконец, Ирина, – я что-то хотела вам сказать и забыла. Очень важное… Да, так мы и не съездили с вами в Кадницы.

На мгновение Кате представился пустой дом, могила бабушки, незнакомые люди… И, несмотря на это, – всегда родная земля.

– Ничего, Ириночка, – сказала Катя, – мы еще съездим в Кадницы.

Москва-Горький

1951-1959