Саша нарезал остатки колбасы для Карцева.

Лукешка вошла и стала в дверях.

— Капошная девка, — сказала старуха, имея в виду малый рост Лукешки, — по обоим родовым капошная, и отец, и мать… Где братанья?

— Лешак их знат, — ответила Лукешка, косясь на Сашу, — в лесу, однако.

— На корчевье, ломовщина, или пьянствуют, рюмочки-то, они заманчивые. Отец с нимя?

— С нимя…

Лукешка кивнула на Карцева.

— Больной?

— Больной, — ответила старуха, — все бормотал. Кого он бормотал? Душа с телом расстается. Что стоишь? Садись, поговори, вон он какой баской, — и кивнула на Сашу.

Но Лукешка не садилась, стояла в дверях, жевала серу, косилась смеющимся взглядом на Сашу, босоногая, в кофте навыпуск и длинной юбке. Ее гибкое тело пахло водой, рекой, сеном. Она была в той короткой поре деревенской юности, когда девушка еще не изнурена работой, домом, детьми, ловкая, сильная, все знает, получила воспитание в общей избе, где спят вместе отец с матерью и братанья с женами, на грубой деревенской улице, откровенная, наивно-бесстыжая.

Саша протянул ей кусок колбасы.

— Попробуй.

Лукешка не двинулась с места.

— Бери, лешакова дочка, жабай! — сказала старуха.

Лукешка взяла колбасу.

— Ваши третьеводни на рыбалку ходили? — спросила старуха.

— Ходили.

— Много добыли?

— Два ведра добыли.

— Тебе сколько лет? — спросил Саша.

— Кого? — переспросила Лукешка.

— Годов тебе сколько?

— Кто его знат… Шестнадцать, однако…

— Кого кружаш, — возразила старуха, — нашему Ваньке пятнадцать и тебе пятнадцать.

Лукешка поскреблась плечом о косяк и ничего не ответила.

— Лукешка!!! — послышалось с улицы.

— Тебя ревут, — сказала старуха.

— Меня, — ответила Лукешка, не двигаясь с места.

— Лукешка!

— У, варнак! — выругалась Лукешка и вышла, хлопнув дверью.

— Справная девка, — сказала старуха Саше, — ты ей катетку подари, она и погуляет с тобой.

— Что значит катетка?

— Ну, платок по-вашему.

— Интересно, — усмехнулся Саша.

Карцев ночью стонал, задыхался, просил посадить его, сам уже сесть не мог.

Утром Саша и Борис отправились в больницу. К врачу тянулась длинная очередь. Люди сидели в коридоре и на крыльце. Соловейчик прошел прямо в кабинет. За ним Саша. Молодой врач выслушал Бориса и, узнав, что дело идет о ссыльном, велел принести предписание от райуполномоченного НКВД.

— Человек умирает, — грубо сказал Саша, — какое вам еще предписание?!

— Баранов знает какое, — ответил врач.