Осмотрел я и другие места, где будут действовать мои герои. Поездка в Париж оказалась для романа полезной.

Прожили мы в отеле «Ленокс» больше месяца, на углу, в газетном киоске, покупали газету «Русская мысль». Меня там поругивали, не могли примириться с тем, что советский писатель написал сенсационный антисталинский роман.

Как-то Таня вернулась без газеты – не поступила в продажу.

В тот вечер я выступал в Институте славянских языков. Зал полный. Эмигранты разных поколений, русские писатели – Андрей Синявский с Марией Розановой, сотрудники «Русской мысли», профессора Института.

После моего рассказа о положении в Союзе, перестройке, истории написания романа начались вопросы.

Первый:

– Как вы относитесь к поэту Иосифу Бродскому?

Воцарилась тишина – все ждали моего ответа. Вопрос неожиданный – с чего вдруг Бродский, почему так интересно мое мнение о нем?

Конечно, о мертвых – или хорошо, или ничего. Но я рассказываю о том времени, когда Бродский был жив. Я не любил его. Никогда о том не говорил, но сейчас, «подводя итоги», могу сказать.

В конце шестидесятых годов одна ленинградская дама приехала ко мне на дачу с Бродским. То ли хотела продемонстрировать Бродскому свои «переделкинские» связи, то ли показать мне, какие у нее знаменитые знакомые: Бродского тогда только освободили, чему предшествовала шумная кампания в его защиту.

Бродский читал стихи, откровенно говоря, мне мало интересные, что делать, наверно, я слаб в поэзии. Однако слушал внимательно и предложил Бродскому поговорить о нем с Твардовским.

Он гордо вскинул голову:

– За меня просить?! Они сами придут ко мне за стихами.

Парень, травмированный судом, ссылкой, вот и защищается высокомерием от несправедливостей мира. Простительно.

Я заговорил о Фриде Вигдоровой. Хрупкая, похожая на подростка, очень болезненная, но поразительно мужественная, Фрида, узнав о суде над Бродским, поехала в Ленинград и стенографически записала процесс. Эта запись была издана в Самиздате, разошлась по всему миру и сыграла громадную роль в защите и освобождении Бродского. Но напряжение, связанное с теми событиями, окончательно подкосило Фриду, вскоре, совсем еще молодой, она умерла. Мне казалось, что разговор о ней смягчит Бродского.

Однако, буркнув в ответ что-то пренебрежительное, Бродский предложил почитать еще стихи.

Я был поражен.

– Как вы можете говорить о Вигдоровой в таком тоне? В сущности, она вас спасла… Вас спасла, а сама умерла.