Настоящий сайт представляет собой "интернет-дайджест" - подборку информации из сети Интернет, посвященной выдающемуся писателю Рыбакову А.Н. Информация взята из открытых источников по состоянию на 2005г., и представлена на настоящем сайте только для ознакомительных целей. — Ребята, а где же Саша? — Не придет, — ответил Максим. В его коротком ответе Шарок уловил неприятную ему сдержанность комсомольских активистов, знающих то, чего не должны знать другие. — Что-нибудь случилось? Лена сказала, что у Саши неприятности и ее отец звонил Глинской. Несгибаемый Сашка! Вот это номер! Юра пришел в хорошее настроение. Когда его, Шарока, принимали в комсомол, Саша произнес короткое «не доверяю» и воздержался при голосовании. На заводе Шарока определили в ученики к фрезеровщику, а Саша вызвался идти на срочную разгрузку вагонов и на год застрял в грузчиках — стране, видите ли, нужны и грузчики. Хотел поступить на исторический, пошел в технический: стране нужны инженеры. Из того же материала, что и Будягин, недаром тот так его любит. Но что все же произошло? Будь это ерунда, Будягин бы не вмешивался. — У нас в институте, — сказал Юра, — один парень подал на собрании реплику: «Что такое жена? Гвоздь в стуле…» — Вычитал у Менделя Маранца, — заметил Вадим Марасевич. — …А собрание было по поводу Восьмого марта. Его исключили из института, из комсомола, из профсоюза… — Реплика была не к месту, — сказала Нина Иванова. — Всех исключать, кто же останется? — нахмурился Максим. — Когда исключения становятся правилом, они перестают быть исключением, — сострил Вадим.
Лена Будягина родилась за границей, в семье политэмигрантов. После революции она жила там с отцом — дипломатом и вернулась в Россию, нетвердо зная родной язык. А она не хотела отличаться от товарищей, тяготилась тем, что подчеркивало исключительность ее положения. Была болезненно чувствительна ко всему, что казалось ей истинно народным, русским. Юрка Шарок, простой московский рабочий парень, независимый, самолюбивый и загадочный, сразу же привлек ее внимание. Она помогала Нине Ивановой его воспитывать, но сама понимала, что делает это не только из интереса общественного. И Юра это понимал. Однако в школе дела любовные третировались как недостойные настоящих комсомольцев. Дети революции, они искренне считали, что отвлечение на личное — это предательство общественного. После школы Юра, не делая решительных шагов к сближению, искусно поддерживал их отношения на той грани, на которой они установились: иногда звонил, звал в кино или в ресторан, заходил, когда собиралась вся компания. Обняв Лену в коридоре, Юра перешел эту грань. Неожиданно, грубо, но с той решительностью, которая покоряет такие натуры. |