— Когда-то здесь протекала Неглинка, — сказал Игорь Владимирович, — потом устроили пруды, а уж потом сады. Их проектировал Бове, великий зодчий.

— Был такой, — подтвердила Варя насмешливо.

Помня ее ответ о музыке, он примолк.

— Манеж, — продолжала Варя. — Малый театр построил, Большой театр после пожара, фасад ГУМа… Что еще? Триумфальную арку, Первую Градскую больницу, дом князей Гагариных на Новинском бульваре.

— Откуда вы это так хорошо знаете?

— Я училась в школе с чертежно-конструкторским уклоном. Мы проходили.

Он сказал:

— У вас необычный разрез глаз, они подняты к самым вискам.

— Во мне есть татарская кровь.

— Нет, — возразил он, — у вас не монгольский разрез, такие глаза, как у вас, встречаются на персидских миниатюрах.

— А татарских миниатюр не существует, — сказала Варя.

Оба рассмеялись.

Потом он сказал:

— Мне жаль, что вы любите громкую музыку, я люблю тихую.

— Я люблю хорошую музыку, — ответила Варя.

Вдали возникла фигура сторожа.

— Сейчас нас прогонят отсюда? — спросила Варя.

— Объяснимся, — ответил он мужественно.

— Лучше удерем.

Перескакивая через лужи, они побежали к выходу. Вслед им раздался свисток. Но они уже отодвинули скамейку и выскочили из сада.

— Спасены, — объявил Игорь Владимирович.

Она запрыгала на одной ноге, прислонилась к ограде, сняла туфлю.

— Промочили? — он наклонился к ней.

— Хуже. Чулок полез.

Он стоял возле нее, не зная, что делать, огорченный ее огорчением. А она расстроилась: единственная пара приличных чулок.

Он поднял ее туфельку, вынул носовой платок, вытер туфлю внутри и снаружи. Она стояла, опираясь о решетку сада.

— Какой у вас номер?

— Тридцать пятый, — Варя надела туфлю, — все хорошо, можем идти.

Они пошли к остановке.

— Вы разрешите вам позвонить? — спросил он, когда Варя поднялась на ступеньку трамвая.

— Пожалуйста.

6

Двадцать девятого июня открылся Пленум ЦК партии, а тридцатого из Германии пришло сообщение об убийстве начальника штаба штурмовиков Рема и многих руководителей штурмовых отрядов. Акцией, вошедшей в историю под названием «Ночь длинных ножей», руководил лично Гитлер.

Уже первого июля «Правда» в другие газеты опубликовали статьи, среди них статьи Зиновьева и Радека, в которых эти события расценивались как конвульсия фашистского режима, предвещающая его неизбежный крах.

Сталин не возражал против подобной трактовки: слабость чужой власти всегда подчеркивает силу власти собственной. Хотя сам хорошо знал, что раскол не ослабляет политическое движение, а расширяет его социальную базу, привлекая к нему разныхсторонников и укрепляя в борьбе с раскольниками основное течение. Нагляднейший пример тому — христианство.