Он стал сыпать номерами деталей. Точно как Вадим. Но Вадим называл номера деталей потому, что плохо их знал. Полекутин, наоборот, оттого, что знал их слишком хорошо.

Я перебил его:

— Пасуем?!

— Зачем! — возразил Полекутин. — Но требуется ясность.

— Вы с Игорем и должны внести ясность.

— Мы с Игорем не сработались, — объявил Полекутин.

— Подумаешь, какой кабинет министров! — сказал я и отправился в столярный цех.

Некоторые ребята относятся к столярному цеху с пренебрежением. Особенно ребята с техническими наклонностями. Считают, что техника — это исключительно металл, в крайнем случае пластмасса, а дерево — пройденный этап. «Деревяшки», — презрительно выражаются они.

А мне столярный цех нравится. Он не похож на другие цеха. Здесь свой особый звук: визг пилы и шуршание рубанка, свой запах — запах стружки и смолистого дерева. Он напоминает мне городок, где живет дедушка. И рабочие здесь спокойные, добродушные, медлительные, курят махорку. Запах махорки напоминает деревню.

В столярном цехе работали четверо наших ребят, в их числе Семечкина и Макарова, те, что всегда записывают по очереди. И эти четыре человека до сих пор ничего не сделали с кузовом и кабиной, только вынули поломанные доски и сгнившие рейки. А новых не поставили.

Я сказал:

— Вас тут четыре гаврика, а дело ни с места.

— Успокойтесь! — насмешливо ответила Инна Макарова. — За нами дело не станет.

Семечкина добавила:

— Что за манера подгонять других!

— Никто вас не подгоняет. Но видите, какое положение — полная неувязка.

— Только не у нас, — возразила Инна Макарова, — нам не запрещают делать нашу машину.

— Что же вы не делаете?

Они показали на стоящие в углу свежеобструганные доски и рейки.

— Все заготовлено. Успеем. Ведь кузов ставят в последнюю очередь. Пусть материал пообсохнет.

Макарова и Семечкина меня удивили. Ведь технических наклонностей у них еще меньше, чем у меня, а у меня, как известно, их вовсе нет.

Семечкина и Макарова представляют в нашем классе литературу и искусство. Макарова — литературу, Семечкина — искусство. Макарова пишет рассказы, Семечкина поет. Правда, на школьных вечерах она не поет, говорит что ей «ставят» голос: один учитель ставит, другой переставляет. И эта волынка будет продолжаться, пока она не поступит в консерваторию. Что касается Макаровой, то все ее рассказы кончаются одной фразой: «Занималась заря».