– Может, на новоселье пригласишь? Новоселье-то замотала, Дусенька!

– Для тебя новоселье еще не готово! – ответила Дуся, вплотную надвигаясь на Малахова и пытаясь оттиснуть его от двери. – Пусти, слышишь!

Упершись в косяк двери сильной рукой, он продолжал загораживать проход.

– Значит, раздумала с грузчиками гулять, со штурманами теперь, с капитанами. Эх, ты…

Он не успел договорить. Дуся размахнулась – звук сильной и звонкой пощечины раздался в вестибюле. И сразу стало тихо. Малахов пошатнулся и чуть не упал, удержавшись за край стоящего у выхода столика. На секунду его серое растерянное лицо мелькнуло перед Ошурковой.

Не оглядываясь, она вышла из вестибюля.

* * *

Дуся быстро шла, почти бежала по берегу к угольному причалу. Слезы душили ее и застилали глаза. Господи, опостылело все! Утром Ермаков привязался, теперь этот хлыщ! И чего им от нее нужно? Какое им дело? Им-то что? Кто они ей?! Пристал, сволочь! Про пощечину сегодня весь порт узнает. Пойдут разговоры. Прибавят, что было и чего не было. И, уж конечно, Сереже обо всем доложат. Тот же Ермаков.

Зимой она приходила к Сутырину в город: он жил в комнате брата. Никто, кроме Сони, не знал об этом. А если кто и знал, то молчал. Сутырин не появлялся в порту, и никому не было до этого дела… А теперь знают. Малахов подлец: «Со штурманами гуляешь!..»

Холодный вечер опускался над рекой. По набережной шел трамвай. Мчались машины. Люди торопились с работы, каждый со своим делом, каждый со своей заботой.

Дуся бежала по набережной, и мысли одна страшнее другой овладевали ею. А может быть, Ермаков уже насплетничал Сереже? Не из-за нормы же Николай с цепи сегодня сорвался?! Что с нее взять, когда она только второй год на кране! Все видят, как она старается. По работе ее упрекнуть никто не может. В грузчицах шесть лет отработала, звеньевой была – кроме наград и благодарностей, ничего не видела. Тут не в работе дело!

Она представила себе лицо Сергея в ту минуту, когда ему рассказывают о бригадире, и про скандал в вестибюле порта, и про студента… За что, за что это ей – грязь, пакость! Ведь не любила она никого.

Много раз Дуся хотела рассказать Сутырину обо всем: пусть, лучше от нее узнает, чем от людей. Но не решалась. Боялась потерять его. Да и мало ли у какой женщины что было! Свободная была, безотчетная, бесконтрольная.

На время подобные мысли успокаивали Дусю, по сознание лжи перед Сережей не покидало ее. И чем больше верил он ей и чем сильнее любила она его, тем больше хотелось ей укрепить в нем веру в себя, хотелось быть чистой и честной.