— Справляете службу?

— Церковь закрыта… Так, поговоришь, утешишь.

Саша вытер ноги, натянул носки.

— Спать ложитесь, отдыхайте, — сказал отец Василий.

— Таз вынесу, тогда лягу, — ответил Саша.

— Я вынесу, — отец Василий поднял таз. — Вы не знаете куда.

Потом вернулся с тряпкой, затер пол и вынес котел.

Опять вернулся, разобрал постель.

— Ложитесь!

— Как? А вы?

— Найду, где лечь, я у себя дома, ложитесь.

— Ни за что! Я лягу на полу.

— Пол холодный, простудитесь. А я люблю спать на печи.

— Я тоже люблю спать на печке, — сказал Саша.

— Хозяева уже легли, придется их беспокоить, — ответил отец Василий — а я лягу тихонечко, никто не услышит.

Он мягко убеждал Сашу, но в его мягкости была твердость человека, которому ничто не помешает исполнить долг. Долг — отдавать другому то, что у тебя есть, а ничего, кроме таза с водой и узкой жесткой кровати, у него нет.

Саша лег на кровать, почувствовал холодок простыни, давно он не спал на простыне, давно не укрывался теплым одеялом, потянулся, повернулся к стенке и заснул.

В тюрьме сон его стал чуток, утренний шорох разбудил его. Это отец Василий встал с пола, где спал на дохе, покрывшись шубой.

— Ну вот, — Саша уселся на кровати, — а сказали, ляжете на печке.

— Сунулся я на печь, — весело ответил отец Василий, — а там уже все занято. Я и здесь неплохо устроился, выспался очень прекрасно.

— Вы не должны уступать свою постель каждому проезжему, их много, вы один.

— Где же много? — возразил отец Василий, причесываясь перед висевшим на стене карманным зеркальцем и завязывая косичку. — Три месяца вовсе не было. И в дорогубывают не каждый день, и ставят их по домам в очередь. В год, может, один или два попадут на нашу квартиру. Я на этой кровати сплю каждую ночь, мне безразлично, а вам какой-никакой, а отдых. Спите, есть еще время.

Он вышел. Саша повернулся на другой бок и заснул.

И снова его разбудил отец Василий: вернулся, снял грязные сапоги, надел домашнюю рясу.

— Вот теперь вставайте, умывайтесь, будем завтракать.

На завтрак опять яишня, горячие шаньги и кирпичный чай. Все ушли на работу, только старуха хозяйка возилась у печи.

— Сколько вам лет? — спросил отец Василий.

— Двадцать два. А вам?

— Мне? — улыбнулся отец Василий. — Мне двадцать семь.

— И какой у вас срок?

Отец Василий снова улыбнулся.

— Срок небольшой — три года. Два уже прожил, остался год. Тянет в родные места, и уезжать жалко — привык.