Odessa №350 и 352

Анатолий Рыбаков
Последний революционный романтик советской эпохи
Белла ЕЗЕРНАЯ.

Анатолий Рыбаков - счастливец. Не в том смысле, что ему выпала легкая и счастливая судьба. Совсем наоборот, судьба ему как раз выпала тяжелая: по нему, юноше, проехала, дробя кости железными колесами, сталинская репрессивная машина. Рыбаков выжил. И не просто выжил, а сумел свою трагическую судьбу изложить в творчестве, что равносильно подвигу. Справедливости ради нужно сказать, что Рыбаков не сразу угадал свое предназначение: он стал писателем "случайно", потому что эта работа не требовала прописки и прохождения через отдел кадров. А для него, человека с 58-й статьей и "минусом" в паспорте, это обстоятельство имело решающее значение.

Рыбаков начинал свой творческий путь в 37 лет - роковой для русской литературы возраст. На ученичество у него не было времени. На медленное мужание - тоже. По этой или по какой другой причине он, не имевший ни литературного образования, ни учителей и наставников, сразу же, с первой же книги, стал классиком. На его "Кортике" воспитывалось несколько поколений читателей. Он стал любимым писателем советского юношества: и его "Бронзовая птица", и "Выстрел", последовавшие вслед за "Кортиком", вошли в золотой фонд детской литературы.
Анатолий Рыбаков - последний революционный романтик советской эпохи. Он и сейчас не отрекается от своих юношеских идеалов. Ему слишком много лет, чтобы менять свои убеждения. Многие его суждения о прошлом России отличаются нестандартностью и вызывают резкую критику слева. О критике справа, со стороны сталинистов, и говорить не приходится. Его это не волнует.
В определенном смысле он стоит "над схваткой", и это обеспечивает ему независимость суждений и мнений. Так живут и мирно уживаются друг с другом два Рыбакова: один - лауреат Сталинской премии и патриарх советской литературы, увенчанный премиями и награда ми; другой - автор подпольного романа о Сталине, двадцать лет пролежавшего в писательском столе. Этому роману суждено было вывести Анатолия Рыбакова на мировую орбиту и сделать его самым читаемым автором 80-90-х годов. "Дети Арбата" забили основательный гвоздь-костыль в гроб сталинизма, и уже одно это обстоятельство обеспечило их создателю бессмертие.

Тут-то бы и угомониться и почить на вполне заслуженных лаврах, отдых Анатолию Рыбакову неведом: как и прежде, он проводит большую часть дня за письменным столом. В течение наших продолжительных бесед он неоднократно высказывался вполне определенно, хотя и нелицеприятно, о роли писателя в русской литературе.

- Никакой мессианской роли писателя в литературе не было, нет и не будет. Все это выдумки. Изображают из себя пророков и мессий те, кто не являются настоящими писателями. Вот они и компенсируют свою творческую немощь пророчествами, которые никогда не сбываются. Что такого напророчил Толстой? Он не был мессией именно потому, что был настоящим писателем. А Достоевский? Назовите хотя бы одно пророчество Достоевского, которое сбылось!
- Как, а "Бесы"?
- Это можно отнести к чему хотите: и к демократам, и к хунвейбинам, и к кому угодно. Кстати, именно Достоевский говорил о мессианской роли русского народа. Сами видите, что из этих пророчеств вышло. И вообще, что такое "Бесы"? Достоевский изображал политические группировки разного толка, существовавшие в его время. Нечаева и других. Он изображал то, что видел, что было. Но он ничего не предвидел.
- А как насчет функции писателя как учителя жизни? Вы и ее отрицаете?
- Отрицаю. Ничему он не учит. Это человек, который описывает мир, каким его видит и чувствует. Предсказать, учить - это функции политиков. Писатель мыслит образами. У него совсем другая структура мышления. И совсем другие функции.
- Но вы же для чего-то пишите? Или для кого-то.
- Я пищу в силу своей потребности. И больше ни для чего. Я должен высказать то, что во мне сидит. Я не знаю, дойдет ли до будущих поколений то, что я пишу.
Как всякого журналиста и тем более человека, прожившего большую часть сознательной жизни при сталинизме, меня не могла не интересовать лаборатория создания центрального образа романа. Каково же было мое удивление, когда писатель ответил, что не намеревался делать Сталина главным действующим лицом, так получилось. Ибо честно написать о 30-х годах без Сталина было нельзя. Но именно главы о Сталине стали камнем преткновения к публикации романа в "Новом мире". Редакция поставила их изъятие условием публикации романа. Рыбаков отказался. Более того, во второй части трилогии было уже не четыре, как в первой, а двенадцать глав о Сталине.
- Отразилось ли на вашей психике многолетнее общение с таким страшным персонажем?
- Я не стал деспотом: спросите у моей жены. Писатель должен уметь перевоплощаться. Когда я писал Сталина, я им был. Но вот я начал писать Варю и перевоплотился в девушку.
- До сих пор не утихают споры, был ли Сталин настоящим коммунистом?
- Конечно, не был. Хотя однозначно ответить на этот вопрос трудно. Идея коммунизма как социального равенства существует тысячелетия и, вероятно, будет существовать всегда. Но у нас не было никакого коммунизма. Самая большая социальная справедливость - это та, которая сохраняет за человеком право на жизнь, свободу и человеческое достоинство, а в Советском Союзе все было построено на насилии над личностью.
В Нью-Йорке, где живет и работает писатель в последние годы, он завершил свою грандиозную эпопею, начатую "Детьми Арбата" и продолженную романом "Страх". Последняя часть трилогии - "Прах и пепел" - охватывает самое трагическое десятилетие советской истории - с 1939 по 1943 годы. Роман кончается битвой на Курской дуге, где гибнут его любимые герои - Саша и Варя. Писатель отказался от "хэппи-энда" и закончил свою трилогию на высокой трагической ноте.
О "Детях Арбата" существует целая литература, но никто в полной мере не объяснил феномен этой книги. Рыбакова упрекали в спекуляции на теме, но не он первый написал о Сталине. Уже были опубликованы на Западе "Архипелаг ГУЛАГ" и "В круге первом" Солженицына, "Загадка смерти Сталина" Авторханова. Не говорю про тайный доклад Хрущева XX съезду. Рыбаков знал об этом докладе, хотя изданные на Западе вещи ему доступны не были. О работе с архивами речи, разумеется, быть не могло. Главным источником вдохновения для него явилось... собрание сочинений Иосифа Виссарионовича, которое он за время работы над романом выучил наизусть. Большим подспорьем явилась богатейшая библиотека Колумбийского университета, где он работал над последней частью трилогии - романом "Прах и пепел", вышедшем на русском языке в конце 1994 года, а на английском - в издательстве "Little Brown" в марте 1996 года. Эта библиотека и привязала его к Нью-Йорку на два года.
Разумеется, Сталина он видел, как и все советские люди, на портретах. Но написал о нем так, как будто курил с ним трубку и пил "Цинандали". Или, как минимум, был его лечащим психиатром. Он проник в сознание своего страшного героя. Рыбаков заклеймил сталинизм как опаснейшее социальное явление, родственное фашизму. И в этом его заслуга не только перед литературой. Даже его хулители согласны с тем, что Рыбаков первым вбил осиновый кол в могилу сталинизма.
Поставив последнюю точку на трилогии, Анатолий Рыбаков принялся за книгу воспоминаний: пора, ему уже 86 лет! Вообще, писателю, творчество которого насквозь автобиографично, должно быть, трудно писать "чистые" мемуары. К тому же, как отделить прототип от художественного образа? На этот вопрос писатель ответил так:
- Должен вам сказать, что автобиографичность художественных произведений весьма условна. Ты даешь своим героям жизнь, но ты же их и трансформируешь. Герои уже поступают в соответствии с логикой своих характеров, а не так, как в своей жизни поступал ты. Я думаю, что читателю будет интересно, почему я здесь поступил так, а мой герой - вот так.
- Насколько вы будете откровенны со своим читателем?
- Уверяю вас, я буду с ним абсолютно честным и откровенным.
- В том числе и о личной жизни? И о женщинах, которых вы любили?
- И о женщинах. Между прочим, я любил больше женщин, чем Саша Панкратов (смеется). И о тех, кто меня любил, тоже расскажу.
- А как к этому отнесется Таня?
- Нормально. С ней все согласовано (смеется). Поверьте, мне есть что рассказать. Я прожил долгую жизнь и встречался со многими замечательными людьми.
Воспоминания Рыбакова начнут публиковаться в июле в журнале "Дружба народов", с которым писателя связывают давние отношения. История этих отношений уходит на десятилетия назад, когда писатель отказался печатать роман "Дети Арбата" в "Новом мире" без "сталинских" глав и передал рукопись в журнал "Дружба народов" с условием, что он будет напечатан полностью. Роман был напечатан и сразу поднял тираж журнал со 150 тысяч до миллиона. После этого писатель передал "Дружбе народов" роман "Страх" и "Прах и пепел". А теперь вот мемуары... Нечто подобное произошло в свое время с журналом "Октябрь", где в 1978 году был напечатан роман "Тяжелый песок" - одно из любимых произведений писателя. Рыбакову особенно дорог этот роман потому, что в нем впервые в полной мере выразилось еврейское самосознание писателя. Об этом - мой последний вопрос Анатолию Рыбакову.
- Я родился и вырос в Москве, на Арбате, в русифицированной еврейской семье. Я не знал языка идиш, у меня "русскозвучащие" имя и фамилия, и многие вообще не знали, что я еврей. И все же я - еврей. Во мне течет кровь, которую столетиями выпускали из жил моего народа. Могилы моих предков разбросаны по всему миру. По вине одной Германии, где они ассимилировались как нигде, их погибло 6 миллионов - цифра, которую пытаются уменьшить или совсем замолчать последователи Гитлера. Я почувствовал, что я должен обо всем этом написать. Что я не имею права молчать. Сейчас книга вышла в Москве в полном объеме, без купюр. Весь архив "Тяжелого песка" передан мною в Тель-Авивский университет вместе с тремя тысячами писем, полученными мной от читателей.